225 лет назад, в 1785 году, Жалованная грамота дворянству, подписанная Екатериной II, установила право собственности благородного сословия на земли и их недра, включая таящиеся в них клады. Тем самым формально была прекращена неразбериха в вопросе о том, кому принадлежат сокровища, веками добывавшиеся из курганов и на развалинах древних городищ. Однако на деле кладоискательская лихорадка, веками одолевавшая на Руси и великих князей, и последних смердов, отнюдь не завершилась.
Княжья воля
Придуманное графом А. К. Толстым объяснение всех имевшихся на Руси проблем – «Земля богата наша, порядка в ней лишь нет», – со стопроцентной точностью отражало ситуацию, наблюдавшуюся со времен Рюрика и Рюриковичей в деле поиска и дележа кладов. По количеству и ценности скрытых в земле сокровищ, как считали специалисты, Россия стояла в одном ряду с такими странами, как Греция и Италия. Действительный член Императорского русского археологического общества Н.И. Веселовский в 1900 году писал: «Русскому государству досталось обладание крупными культурными центрами древнего человечества: Сибирью, Крымом, Кавказом с Закавказьем, а в последнее время – Западным Туркестаном и Закаспийской областью. России принадлежит тот великий, мировой путь, по которому двигались народы с востока на запад, оставляя в местах стоянок и в могилах родичей предметы своего домашнего обихода и своей национальной производительности. В России можно найти древности почти всех времен и почти всех народов, от примитивных орудий каменного века до изделий неподражаемого по изяществу и технике художественного творчества классического мира, от древней клинописи Ассирийского царства до писанцев, уцелевших на утесах сибирских гор и едва лишь разгаданных в самое последнее время. Древности, находимые в пределах России, могут показать смену былых цивилизаций, самостоятельных или заимствованных, бедных или пышных, и взаимные отношения народов между собою».
К этому стоит добавить, что Русь пережила бессчетное количество междоусобных войн и набегов, во время которых обороняющаяся сторона прятала ценности в разнообразные схроны. Понятно, что не за всеми из них и не всегда их хозяева могли вернуться, чтобы достать на свет божий и начать вновь использовать. Не стоит забывать и о многочисленных разбойниках, промышлявших на отечественных дорогах и водных путях вплоть до конца XIX века и державших свои накопления, как считалось, в самых надежных местах – пещерах, болотах или непроходимых лесах.
А вот порядка в деле поиска и дележа скрытых в недрах земли кладов не наблюдалось с древнейших времен. Каждый охотник за сокровищами считал найденное злато и серебро своей неотъемлемой собственностью. А каждый князь, в чьи владения входило место обнаружения ценностей, с еще большей уверенностью – своей. Поэтому любые попытки скрыть от властителей найденные сокровища карались с максимальной жестокостью. При этом не щадили ни людей знатных, ни лиц духовных, включая известных всей Руси праведников.
К примеру, в Румянцевском музее (ныне Российская государственная библиотека) обнаружили рукопись с рассказом о том, как в XI веке от руки великого князя Владимирского едва не погиб один из почитаемых русских святых – преподобный Авраамий Ростовский. Некий воин сообщил великому князю, что архимандрит Авраамий «налезе в земле сосуд медян, в нем же множество сосудов златых и поясов златых». Князь вызвал преподобного на расправу, но тот пришел лишь в простом рубище и, как оказалось, не имел никакого личного имущества. А сокровище, если и было, ушло на строительство основанного Авраамием Ростовским монастыря. Так что великому князю пришлось смириться и отпустить подвижника.
Совсем иным оказался финал истории, происшедшей в XI веке в Киеве, где великому князю Мстиславу Владимировичу донесли, что некий монах из Печерского монастыря скрыл от него найденные в монастырских пещерах несметные сокровища. Монах подтвердил, что ему случилось видение и, следуя ему, он отрыл множество латинских сосудов с золотом и серебром. Однако затем монах счел, что это сам дьявол искушает его богатством, и зарыл сокровища в новом месте с помощью другого лаврского монаха. Как свидетельствовал Киево-Печерский патерик, рассказывавший о монастыре и его истории, князь жестоко пытал монахов, жег огнем и душил дымом. Но клада так и не получил.
Считалось, что во множестве случаев великие князья лично участвовали в поиске сокровищ. А в качестве примера приводилась история из псковских летописей о том, как в 1548 году Иван Грозный нашел в стене новгородского Софийского собора сокровищницу крестителя Руси князя Владимира Святославича. Царь, как сообщал летописец, приехал в Новгород и начал пытать пономарей и ключаря собора, требуя назвать место, где спрятаны сокровища, а ничего не узнав, сам пошел наверх, на церковные полати и на самом верху указал место, где следует ломать стену. Там и нашлись драгоценные слитки, которые, погрузив в возы, вывезли в Москву.
Эта история о грозном царе рассказывается до сих пор, хотя давно установлено, что Ивана Васильевича в описываемое время в Новгороде не было. А князь Владимир Святославич, который якобы спрятал сокровища в стену храма, умер за три с лишним десятилетия до начала его постройки. И скорее всего, легенда про поиск клада нечестивым царем была придумана его конкурентами в борьбе за обладание кладами – иерархами церкви.
Церковная доля
Со времени крещения Руси православное священство пыталось отвлечь паству от самозабвенного и чаще всего бесплодного поиска сокровищ. Как свидетельствовал отечественный историк В. Н. Витевский, народу внушалась мысль о том, что хранителем кладов является бес и именно он совращает неопытных и корыстолюбивых людей мгновенным обогащением на погибель души христианской. Рассказывали, что нечистый может потребовать от кладоискателя дани: человеческой головы или собственной бессмертной души. А потому все ценности, найденные в земле, – от лукавого. Особенно пагубным для души считалось разорение могил, когда на потеху дьяволу нарушался покой усопших. И очиститься от общения с нечистым можно было, лишь отдав сокровища на благое дело, в храм.
Характерная при подобном взгляде на клады история произошла в Московском царстве в 1626 году, когда в Путивле люди селитерного мастера Романа Гаврилова нашли сокровище. Варка селитры тогда обоснованно считалась делом государственной важности. Из нее изготовляли порох, а от его количества в казенных арсеналах зависел успех в войнах и борьбе с внутренними врагами. Так что для знатоков селитерного производства царский двор не жалел никого и ничего. В те времена считалось, что лучшим исходным материалом для заготовки селитры служит земля с древних городищ или курганов древних народов. Так что селитерным мастерам дозволялось срывать курганы и городища до основания. А воеводам и царевым наместникам предписывалось изыскивать такие места и указывать их изготовителям важнейшего продукта, а также снабжать их необходимым количеством землекопов для добычи курганной земли.
Окрестности Путивля, как писали историки, были в те времена исключительно богаты погребальными курганами и городищами, и потому там развернул свою работу промысловый человек Роман Гаврилов. Землекопы под присмотром его приказчика срывали один из курганов, когда обнаружили в земле костяк, как именовали тогда скелет, вместе с богатыми украшениями. Как говорилось в описи дела о находке клада, в кургане нашли золота два прута (скорее всего, нашейные золотые украшения – гривны), 26 плащей – золотых пластинок для пояса и 9 перстней золотых. А также пуговицы и «мелкие статьи золотые и серебряные».
Гаврилов немедленно отправил доклад в Разрядный приказ, ведавший всеми делами служилых людей и, по всей видимости, в те времена занимавшийся кладами. По существовавшим тогда правилам в Путивль отправили приказ о проведении сыска о находке – при тех ли обстоятельствах был найден клад и все ли найденное представлено властям. По окончании расследования отчет о нем отправили в Москву вместе со всеми найденными ценностями для их описи и оценки.
А вслед за тем поступили с кладом так, как того требовала церковь и сложившаяся традиция разрешения подобного рода историй. От Гаврилова получили челобитную с просьбой отдать находки на благое божеское дело, и, как говорилось в бумагах, «находное золото отдано ему, Роману, на церковное строение».
При этом нужно признать, что желание пожертвовать находку церкви зиждилось не на совести православных, а исключительно на страхе перед церковным наказанием. Если клад не был никак связан с могильником или в могильнике отсутствовал скелет (по обычаям некоторых народов в курганах хоронили прах после кремации), обвинений в осквернении праха усопших и святотатстве возникнуть не могло. И потому церковь могла ждать пожертвований годами и так и не дождаться.
Спорное поле
Как свидетельствуют архивы, далеко не все расследования о найденных в земле сокровищах завершались столь же чинно и благолепно, как в случае с кладом из Путивля. Если кладоискатели пытались скрыть от властей факт находки, принимавшиеся меры могли оказаться очень и очень суровыми. Правда, реакция правительственных чиновников и местных воевод зависела еще и от ценности клада. Так, судя по документам, если находили пусть и старинную, но медную монету, сыск по делу о кладе превращался в никому не нужную формальность. Если же клад оказывался ценным, то исход зависел от того, где и при каких обстоятельствах обнаружено сокровище. А главное – от того, кому принадлежала земля, где нашли клад.
Одна из таких историй, которая случилась в 1673 году в деревне Кутуковой Переславль-Рязанского уезда, принадлежавшей одному из видных государственных деятелей тех лет – главе многих приказов и ближайшему советнику царя боярину Федору Ртищеву. Там в один из весенних дней деревенские подростки пригнали стадо на водопой к речке, и топтавшиеся на высоком берегу коровы обвалили часть склона в воду, а из земли выпал и разбился горшочек с золотом и серебром – 39 старинных серебряных гривен и несколько древних украшений из золота с драгоценными камнями. Клад мальчишки поделили то ли по старшинству, то ли по праву сильного, словом, как сумели, при этом золотые украшения, чтобы хватило на всех, разломали.
Тот, кто первым увидел горшок, – Обрашка Сергеев, отдал свою находку матери, и о находке в семье решили молчать. Однако женщина не только рассказала о нежданно свалившемся богатстве местному священнику – попу Тарасу, как его именовали в деле, но и показала ему три серебряные гривны. И тайна перестала быть тайной. Как именно дальше развивалась история, сказать невозможно: все ее участники потом лгали, выкручивались и регулярно меняли показания.
По одной из версий, не все родители остались довольны тем, как дети поделили сокровища. И один из обделенных отцов пожаловался приказчику Ртищева – Гришке Максимову. Тот начал обходить дома и изымать сокровища в пользу барина. Ведь крестьяне были крепостными, а земля – барской. Все ли он отбирал, оставлял ли часть крестьянам, или они сами сумели что-то от него утаить, так и не выяснилось. Но большую часть клада Максимов отправил Ртищеву в Москву, не забыв при этом украсть из барской доли немалую толику золота и серебра для себя.
Казалось бы, на этом разборки были завершены. Боярин получил бояриново, приказчик – приказчиково. И крестьяне решили потихоньку сбывать серебро и злато для поправления личных дел. При этом они как-то не подумали о том, что слухи могут распространиться очень и очень широко. А также о том, что обделили церковь в лице попа Тараса. Он потом путался в показаниях, то признавая, то не признавая свое близкое знакомство с серебряными гривнами. Как бы то ни было, священник рассказал о находке кутуковцев старосте соседней вотчины, которой владели по стечению судеб сразу несколько дворян.
И тут началось самое интересное. Дело в том, что обвалившийся бережок издавна был спорной территорией между крестьянами Ртищева и соседями. И в том же году конфликтующие стороны ждали приезда писца, исполнявшего функции землемера, которому кутуковцы договорились сброситься на взятку, чтобы записать спорный участок за своей деревней.
Именно поэтому можно было представить себе возмущение помещиков-соседей. Они терпят лишения в коммунальной вотчине, а соседские смерды присвоили принадлежавшее им по праву сокровище. Последовал донос в Москву, откуда незамедлительно прислали для сыска высокопоставленных чиновников. Кутуковских крестьян отправили в тюрьму и, включая подростков и детей, допрашивали с огнем. Из всех участников дела избежал пыток только священник – его, как духовное лицо, допрашивало епархиальное начальство.
Что именно пыталось установить следствие, осталось столь же непонятным, как и подлинные обстоятельства дела. К тому времени боярин Ртищев скончался, но ни один чиновник не посмел бы обвинить в неправедных действиях пусть и покойного, но ближайшего советника царя Алексея Михайловича, и дело жалобщиков было заведомо проиграно. Так что в итоге всех крестьян освободили, даже не предписав изъять у них утаенную долю клада. Правда, не исключено, что остатки сокровищ уже перекочевали к мастерам сыска. Может быть, это и было главной целью расследования.
Нумизматическое море
Складывается ощущение, что поиск сокровищ превратился в быстро распространяющуюся и довольно опасную болезнь. Пораженные ею люди обращались за помощью к разного рода шарлатанам, тратили время и огромные средства на поиск неких помогающих в нахождении кладов молитв, а также особых трав, с помощью которых можно открывать заговоренные тайники с несметными богатствами. Причем среди пораженных недугом были и люди из царской семьи.
«Царевна Екатерина Алексеевна, сестра Петра Великого, – писал историк Н.И. Веселовский, – отличалась особенной любовью к кладоискательству: она вела переговоры с одним костромским иереем, который хвалился, что может определять местонахождение кладов по планетным тетрадям; она же посылала приближенных к себе женщин в полночь рыть могилы на кладбище и нанимала подводы, чтобы съездить за 230 верст от Москвы для разрытия клада на дворе одного крестьянина. Лица, указывавшие царевне на места зарытия кладов, оказались, по розыску Петра, обманщиками».
Интересовался сокровищами и сам первый русский император. Но прежде всего как любитель древностей, диковин и коллекционер. Однако Петр I скоро понял, что в стране находят множество ценных старинных вещей, но даже с помощью самых суровых карательных мер получить он их не может. Первое, что делали удачливые кладоискатели, выкопав золотые или серебряные изделия, – переплавляли, чтобы скрыть следы происхождения драгоценного металла. Так что в итоге император дважды издавал указы о том, чтобы все нашедшие разнообразные окаменелости или старинные предметы, не боясь наказания, продавали их за солидные деньги в царскую казну. И мало того, придерживался данного в указах обязательства.
Однако это петровское начинание, хоть немного упорядочившее кладоискательское дело в империи, не было продолжено после смерти царя-реформатора. Так что охотники за сокровищами снова рыли, где только могли. А местные властители – от помещиков до воевод – ловили и отбирали найденное. Эта, казалось, бесконечная игра должна была завершиться после подписания Екатериной II Жалованной грамоты дворянству, по которой недра земель признавались исключительной собственностью владевших ими помещиков. Однако в стране оставалось огромное количество казенной земли, где кладоискатели могли делать все, что им заблагорассудится. Находки же по-прежнему переплавлялись в тиглях.
Мало того, после присоединения к России причерноморских земель и Крыма, где находилось большое количество развалин древнегреческих городов-колоний, скифских курганов и иных могильников и поселений, начался золотой век кладоискательства. Множество иностранцев, состоявших на русской службе и знавших толк в древностях, принялось пополнять свои коллекции найденными в Новороссии предметами старины. А вслед за ними потянулись и многие отечественные военные и чиновные люди. Не все они, правда, могли позволить себе покупку действительно редкостных и потому дорогих вещей, а многие и вовсе ничего не понимали в искусстве Древнего мира. Но оставаться вне модной тенденции не хотелось, и потому немалое число русских дворян принялось собирать старинные монеты.
«Сравнительно большим успехом, – писал историк и археолог Н.И. Веселовский, – пользовалась у нас нумизматика, которая не требовала от своих приверженцев такой значительной научной подготовки, какая была необходима для уразумения предметов древнего быта, и вследствие многих благоприятных обстоятельств нумизматы имели полную возможность предаваться своей страсти. Частые и обильные клады древних монет, в особенности восточных, куфических и ордынских, нахождение в значительном количестве монет и медалей греческих колоний и римских, а равным образом и монет западноевропейских, германских и англосаксонских, наконец, русских наглядно свидетельствуют о тех громадных денежных богатствах, которые в России в течение многих веков зарывались для хранения в землю и потом случайно снова появлялись на свет Божий».
На первых порах, как свидетельствовал тот же автор, всплеск интереса к нумизматике стал причиной усиленных поисков тайников с древними монетами: «Находки подобного рода не только способствовали распространению поверий о кладах, давая богатую пищу фантазии народа на реальной почве, не только развили в русском народе страсть к кладоискательству, но вызвали и более производительную деятельность – собирание нумизматических коллекций. Занятие это в скором времени сделалось модным, число коллекционеров постоянно возрастало, появились и торговцы древними монетами и медалями, заводившие повсюду агентов для скупки этих предметов, сплавлять которые в тигле теперь оказалось уже невыгодным, и они все чаще и чаще стали поступать в частные и правительственные музеи, где в большинстве случаев делались достоянием науки. Торговля пошла чрезвычайно бойко, а вместе с тем началась подделка редких монет.
Подделыватели не ограничивались копировкой известных типов, но сочиняли варианты и даже совсем новые виды, так что рынок наводнился фальшивыми монетами. Подделка прекратилась лишь тогда, когда собиратели серьезно занялись изучением древних монет, вследствие чего приобрели опытность в распознавании их. Но прежде чем это совершилось, увлечение коллекционеров приняло такие размеры, особенно в 1830-х и 1840-х годах, что прямо походило на болезненную страсть. Если послушать наших старых нумизматов, то можно составить себе понятие, как дорого она им обходилась. Из-за монет они ссорились и враждовали, терзались и мучились, не спали ночей, когда узнавали о появлении нового еще неизвестного экземпляра. Проскакать тысячу верст, чтобы приобрести редкую монету, им было нипочем. Некоторые ярые нумизматы готовы были на какую угодно жертву, лишь бы только пополнить свои музеи нумизматическою диковинкою. Для этой цели они, по их собственному сознанию, решались даже на поступки не совсем благовидные».
Археологическое горе
К числу подобных поступков, несомненно, относилось и ограничение возможности для конкурентов получать новые монеты, что называется, прямо из земли. Еще в 1820 году бывший председатель Государственного совета Российской империи и еще более известный коллекционер и основатель музея граф Н. П. Румянцев получил исключительное право раскопок на казенных землях. Однако кроме Румянцева в стране было немало других высокопоставленных коллекционеров, пытавшихся взять раскопки под свой контроль. Веселовский перечислял обладателей значительных коллекций: «С.С. Уваров, впоследствии граф, попечитель с.-петербургского учебного округа, а потом министр народного просвещения, скупал и объяснял древности классического мира. Министр внутренних дел Л. А. Перовский собирал старинное русское серебро, монеты греческих колоний и грекобактрийские. Ф. А. Толстой имел богатое собрание монет. Граф С. Г. Строганов приобретал произведения классического искусства и был едва ли не единственным в то время из частных лиц обладателем сасанидских блюд Пермской губернии».
В конце концов высокопоставленные коллекционеры, пользуясь поддержкой самых высокопоставленных – членов императорской семьи и самих самодержцев, нашли замечательный ход, с виду не ущемляющий ничьих интересов, но, по сути, делающий частные раскопки практически невозможными. В 1859 году при Министерстве императорского двора была учреждена Императорская археологическая комиссия, на которую возложили поиск древностей и без согласия которой не могли проводиться никакие раскопки на казенных землях. А те, кто получал подобное разрешение, обязывался вести полное научное описание работ по установленному образцу и представлять комиссии все находки. Причем за присвоение находок виновным грозил денежный штраф – вплоть до тройной оценочной цены сокровищ, а в случае повторения преступления – до полугода тюремного заключения.
«Возможность раскопок, – жаловался в 1911 году один из археологов-любителей,– зависит: 1) от Археологической Комиссии и 2) от владельцев. Исследование с разрешения Археологической Комиссии вполне доступно только для членов этой Комиссии, для лиц же, не причастных к этому учреждению в русской археологической науке, разрешения получаются с крайне стеснительными условиями, требующими, чтобы исследователь непременно представлял к очередному сроку все найденные вещи, всю научную работу, выполненную во время раскопок, в Археол. Комиссию, причем последняя присваивает себе право по истечении пяти лет издать научные записки исследователя от себя. Чтобы судить, насколько тяжело все это отражается на деле исследования древних памятников, следует сказать, что многие выдающиеся из русских исследователей прекратили совсем свою деятельность в зависимости от разрешения Комиссии, и дело археологических раскопок в России за последние десятки лет заметно приходит в упадок. Гораздо удобнее производство раскопок на частновладельческих землях. В этом случае исследователь входит в условие только с одним владельцем и, получив разрешение, является совершенно свободным от бюрократических формальностей, получая, таким образом, возможность производства раскопок при совершенно спокойной обстановке. Однако получение для частного лица владельческих разрешений бывает часто невозможно».
Кладоискатели-любители, чтобы получить доступ к розыску тайников в частных владениях, объединялись в разнообразные общества, к которым землевладельцы испытывали несколько большее доверие. Им удавалось провести раскопки курганов почти во всех уездах страны, где только были древние могильники. Но по сравнению с прежним размахом это были жалкие крохи.
То здесь, то там в различных городах с древней историей возникала инициатива (часто со стороны самих муниципальных властей) снести то старую церковь, то никому уже не нужные крепостные стены. Однако в правительстве и при дворе отлично понимали, о чем идет речь, и неизменно запрещали подобные действия.
Дефицит новых находок вызвал появление черного копательства и поддельных древностей (см. «Деньги» N49, 2009 год). А советская власть, казалось, уничтожила страсть к кладоискательству полностью и навсегда. Но как только СССР распался, в местах, где когда-то располагались древние городища, появились люди с металлоискателями и новые черные археологи. На антикварном рынке возобновился оборот подлинных и поддельных древностей.
Источник: http://ar-n.ru/news/researchlibrary/literature/146-2010-02-12-09-55-58 |
